ни в чем не бывало, вершили свое палаческое дело. Русские желтугинцы замерли – их терзала жалость и невозможность помочь несчастным жертвам.
И вдруг Ганцзалин выхватил из рук рядом стоявшего приискателя винтовку и, почти не целясь, выстрелил в скачущих по полю манегров. Один из негодяев опрокинулся и повис в седле. Ганцзалин, свирепо скалясь, выстрелил снова – и еще один манегр повалился с лошади прямо под копыта своих товарищей.
– Хороший выстрел, Ганцзалин, – одобрил Загорский, вынимая винчестер из рук рядом стоящего приискателя.
– Вперед, ребята! – крикнул опомнившийся Прокунин. – Зададим перцу косопузым!
– Ура-а-а! – закричали желтугинцы, бросаясь вперед и вниз по отлогому склону и открывая беспорядочную пальбу по мерзавцам манеграм. Судя по всему, приискателей совершенно не смущало, что косопузые в этом конфликте были с обеих сторон, и, более того, обе стороны были китайскими подданными, только одни нарушали китайские законы, а другие их защищали. Впрочем, в защите закона манегры зашли слишком далеко, да при этом еще не выполнили соглашения. Им надо было либо вовсе не заключать договор с китайскими старателями, либо, заключив, строго ему следовать.
– Ура! Ура! – кричали русские желтугинцы, дружно паля по манеграм, которые забыли о преследуемых ими китайцах-старателях и метались под огнем из стороны в сторону, пытаясь уйти от обстрела.
Манегры пытались, конечно, отвечать огнем на выстрелы врага, но они были в слишком неудобной позиции: русские располагались на возвышенности, и манегры оказались перед ними, как на ладони. Еще немного – и желтугинская армия обратила бы конников в бегство, но тут неожиданно явилась китайская пехота, вероятно, только и ждавшая возможности вступить в бой. Китайцев было много и, в отличие от манегров, стреляли они довольно метко.
Русские залегли в снег и теперь вели огонь лежа. Несмотря на то, что китайской пехоты было больше, чем желтугинцев, за последними благодаря хорошему расположению на господствующей высоте все еще оставалось стратегическое преимущество. Китайцы и манегры несли явный урон, а у русских потерь почти не было.
– Что скажете, ротмистр?! – крикнул Прокунин лежавшему рядом Загорскому, который метко бил из своего винчестера, стараясь при этом не убивать, но лишь ранить врагов. – Побьем мы китайцев?
– Это вряд ли, – сквозь зубы отвечал надворный советник, который внимательно наблюдал за тем, что происходит в тылу китайской армии.
– Не знал, что вы такой капитулянт! – весело прокричал староста.
– Я не капитулянт, – отвечал Загорский, – просто вооружение у них получше нашего будет.
И действительно, за спинами китайской пехоты медленно разворачивались пушки – одна, вторая, третья.
– Вот черт, – выругался Прокунин, – откуда они только взялись?
Нестор Васильевич заметил, что о пушках он старосту предупреждал, но тот, кажется, не очень-то ему поверил. Теперь вот действительность показала себя во всей красе.
– Если нас тут накроют, нам, пожалуй, придется туго, – вид у Прокунина сделался озабоченный. – Какой план предложите, господин Загорский?
Надворный советник отвечал, что наилучшим планом в этих обстоятельствах будет быстрое отступление в сторону русского прииска, а именно – Орлова поля. В этом случае они уйдут от прямого обстрела и избегнут опасности полного разгрома.
Пока они переговаривались, китайские пушки начали пальбу. Прилетавшие с той стороны гранаты падали на белый снег среди приискателей, крутились, шипя, и разрывались, раня и убивая желтугинцев. Одного из старателей убило прямо рядом с Ганцзалином – он почему-то решил подняться во весь рост, тут его и настиг осколок.
Не желая рисковать, Прокунин отозвал людей назад, к русскому прииску – как и советовал Загорский. Следом за ними бежали те китайские старатели, которым удалось спастись от манегров. Китайская армия не стала преследовать неприятеля: очевидно, в ее планы это пока не входило.
Достигнув Орлова поля, Прокунин разослал гонцов во все стороны поселения, чтобы те, кто не участвовал в бою, вооружились и явились к зданию управления приисками, где ждали бы дальнейших указаний. По домам пошли и те, кто принял бой – взять все припасенные патроны и тоже ждать возле Орлова поля развития событий.
В управлении за большим столом сейчас сидели только Прокунин, Загорский и Ганцзалин. Прокунин явно нервничал, ерошил пятерней жесткие русые волосы.
– Где же остальные старосты? – спросил Нестор Васильевич с некоторым удивлением.
– Видимо, пошли дорожкой, протоптанной господином Фассе, – зло отвечал Прокунин.
Надворный советник недоуменно поднял брови.
– Сбежали, – объяснил староста. – И я их, в общем, не виню: каждый спасает свою шкуру, как может. Меня другое удивляет, а именно то, что вы, господа, все еще с нами. Почему-то мне кажется, что вы в Желтугу вовсе не за золотом явились, не так ли?
И он испытующе уставился на Загорского и Ганцзалина. Те переглянулись, и надворный советник вздохнул. Да, Николай Павлович совершенно прав, они никакие не золотоискатели. Он, Загорский, детектив, а Ганцзалин ему помогает.
– Чего же вы собирались тут искать? – удивился Прокунин. – Напоминаю, что территория эта не подведомственна российской власти.
Нестор Васильевич отвечал, что территория, возможно и не подведомственна. Но как раз отсюда, из Амурской Калифорнии, в большом количестве поступают в Россию фальшивые червонцы. И он коротко пересказал старосте всю историю, начиная с убийства в Нижнем Новгороде революционера Забелина.
История эта показалась Прокунину чрезвычайно любопытной, однако предположение Загорского, что к распространению фальшивок имеет отношение Фассе он решительно отверг.
– Карл Иванович, конечно, далеко не бессребреник, у него свои недостатки, но человек он честный и рук марать не станет. Думаю, саквояж он вам не показал, потому что в самом деле решил, что вы – грабители. К тому же он вас и пальцем не тронул, когда в дом попала бомба, а вы лежали без сознания. Был бы он бандитом, прикончил бы вас, как цыплят. Нет-нет, президент тут не при чем. А вот китайский староста – фигура интересная. И я ведь, кажется, знаю, куда именно он мог отправиться.
– В Пекин? – неожиданно спросил Ганцзалин.
Прокунин покачал головой: в Пекине ему делать нечего, китайский староста Желтуги с точки зрения китайских властей – преступник, подлежащий казни. Скорее всего Ван Юнь отправился в Игнашину, там у него имеется русская жена.
– Жена? – удивился Загорский.
– Ну, не то, чтобы жена – вернее сказать, женщина, – поправился Прокунин. – Одним словом, баба. Едва ли они сочетались установленным порядком, но Ван Юнь, когда бывает в Игнашиной, всегда живет у нее.
Ганцзалин скорчил рожу: такие жены у любого китайца есть в каждом городе, где он останавливается. Приехав на новое место, китаец первым делом ищет себе жену и только потом – обедает.
– Любопытно, – сказал староста. – А что, китайские жены в других городах об этом знают? Им-то об этом
